Келлог высвободил руку, нащупал ее подбородок и вновь приблизил лицо Кэтрин к своему. Их губы слились в самозабвенном поцелуе. Дыхание участилось. Пальцы Келлога осторожно двигались по направлению к ее плечу. Он отыскал шелковую бретельку и, воспользовавшись ею в качестве направляющей, начал движение вниз поверх ее блузки. Очень медленно, готовый в любой момент остановиться при малейшем признаке нежелания с ее стороны.
Она ответила еще более страстным поцелуем. Рука Кэтрин оказалась рядом с его промежностью, локтем она ощутила сильную эрекцию. Келлог отодвинулся, возможно, потому, что ему не хотелось, чтобы она почувствовала подростковую силу его страсти.
Но Кэтрин Дэнс приблизила его к себе и приняла позу, которая в кинесике рассматривается как поза согласия и приятия. Раз или два перед ее мысленным взором проплыл образ мужа, но она смотрела на него как будто издалека. В данный момент она полностью принадлежала Уинстону Келлогу.
Его рука достигла крошечного металлического колечка, которым завершалась бретелька бюстгальтера.
И остановилась.
Келлог убрал руку, хотя сила его возбуждения – Кэтрин чувствовала это локтем – ничуть не уменьшилась. Поцелуи сделались более редкими, чем-то напоминая карусель, у которой вдруг выключили питание.
Но Кэтрин не была разочарована. Они достигли той вершины, которая была возможна при данных обстоятельствах: совместный поиск опасного преступника, очень недолгое и весьма поверхностное знакомство, несколько страшных убийств, совершенных Пеллом в течение всего нескольких дней.
– Я думаю… – прошептал он.
– Все в порядке.
– Я…
Кэтрин улыбнулась и поцелуем прервала его.
Келлог откинулся на спинку сиденья и сжал ее руку. Кэтрин положила голову ему на плечо, чувствуя, как уходит напряжение и внутри возникает некое странное равновесие между желанием продолжить и чувством облегчения оттого, что все закончилось. Дождь барабанил в ветровое стекло. Дэнс вспомнила, что всегда предпочитала заниматься любовью в дождливые дни.
– Но есть одно… – начал он.
Она взглянула на него.
– Поиск Пелла не будет длиться вечно, – закончил Келлог свою мысль.
Его бы слова да Богу в уши…
– Ты была бы не против встречаться и потом?
– «Потом» красиво звучит. Очень красиво.
Полчаса спустя Дэнс остановила машину рядом со своим домом.
И приступила к обычным делам, с которых начиналось ее возвращение домой: проверка охранной сигнализации, бокал пино-гриджио плюс два куска холодного бифштекса, оставшегося с прошлого вечера вместе с горстью ореховой смеси под саундтрек из телефонных сообщений. Затем кормление собак, прогулка с ними по заднему двору, после чего Кэтрин положила «глок» в сейф. В отсутствие детей она оставляла сейф открытым, хотя оружие прятала туда в любом случае – от какого бы глубокого сна она ни пробудилась, бессознательный рефлекс направлял ее руку прямо в сейф.
Кэтрин открыла окна на шесть дюймов, и комнаты наполнились прохладным душистым вечерним воздухом. Она приняла душ, переоделась в чистую футболку и шорты и нырнула в постель, укрывшись от безумного мира пуховым одеялом в дюйм толщиной.
Ей сразу вспомнился эпизод в автомобиле. Кэтрин как будто снова почувствовала запах мяты, прикосновение рук Келлога, копну его волос, отсутствие привычного аромата лосьона после бритья.
Но услышала и голос сына, вспомнила выражение его глаз. Настороженное, ревнующее. Затем в памяти всплыли слова Линды:
Есть что-то невыносимо жуткое в мысли о том, что вас могут отвергнуть и выбросить из семьи…
Именно этого и боялся Уэс. Конечно, на первый взгляд страх совершенно абсурдный, но для него он совершенно реален. Следует быть крайне осторожной. Ни в коем случае нельзя допускать встреч Уэса с Келлогом, нельзя употреблять слово «свидание» и нужно постоянно подчеркивать, что у нее, как и у него, есть друзья, мужчины и женщины. Дети чем-то похожи на допрашиваемых: глупо им лгать, но говорить все совсем не обязательно.
Воспитание – большой труд, не исключающий иногда и мошенничество.
Время и труд…
Или, может быть, будет лучше – мысли быстро мелькали у нее в голове – просто забыть о Келлоге и подождать еще год-два? Мальчики тринадцати-четырнадцати лет очень отличаются от двенадцатилетних, тогда Уэс все воспримет спокойнее.
И все же Кэтрин не могла выбросить из головы воспоминания о том, как приятен был запах, исходивший от Келлога, о его нежных прикосновениях. Она вспомнила и его загадочную ранимость по поводу детей, те стрессовые реакции, которые Келлог проявлял, когда о них заходила речь. «Не оттого ли, – подумала Кэтрин, – что у него вообще сложно складываются отношения с детьми, а тут у него наметились отношения с женщиной, у которой их двое. Как он с этим справится? Возможно…»
Нет, здесь стоит остановиться. Глупо опережать события.
Ты попробовала. Тебе понравилось. Но просить, чтобы принесли счет, пока рано.
Кэтрин еще долго лежала в постели, прислушиваясь к звукам природы за окном. Они повсюду окружали ее здесь: гортанные выкрики морских обитателей, темпераментные птичьи напевы и извечный ритм колыбельной прибоя. Часто чувство одиночества и глубокой тоски коварной змеей проникало в сердце Кэтрин. И чаще всего именно в такие мгновения, в кровати глубокой ночью, под симфонию загадочных звуков, доносящихся из-за окна, она становилась особенно уязвима для этого чувства. Как приятно чувствовать бедро возлюбленного рядом со своим, слышать адажио дыхания спящего, проснуться на рассвете под шорохи уже проснувшегося и поднимающегося с кровати мужчины. Звуки на первый взгляд совершенно незначительные, но в них звучит биение сердца совместной жизни двух очень близких друг другу людей.